Аптекарь П.А.
Собаки на военной службе
в Русской императорской и Красной армиях

СОБАКИ В РУССКОЙ ИМПЕРАТОРСКОЙ АРМИИ

В ходе 1-й Мировой войны все воюющие стороны широко применяли собак в качестве четвероногих санитаров, сторожей и связистов. Причины тому были просты: после первых месяцев боевых действий с их маневренными операциями, линии фронта замерли, прикрывшись минными полями и ощетинившись проволочными заграждениями. В этой ситуации разведывательные рейды противника стали ощутимой опасностью. В германской и австро-венгерской армиях для борьбы с этими вылазками начали использовать сторожевых собак: овчарок и ротвейлеров, которые услышав или почуяв людей, приближавшихся к линиям окопов предупреждали об опасности своих проводников, которые и поднимали тревогу. Союзники России по Антанте использовали собак не только для сторожевых целей, но и как связных. Англичане, например, ввели в строй и эрдельтерьеров, и колли, и бассетхаундов.

В русской армии первый опыт использования собак приходится на Юго-Западный фронт, командование которого решило организовать подобную службу в полках передовой линии. Организатором «Школы военных сторожевых и санитарных собак», образованной в апреле 1915 г. во Львове, стал статский советник Лебедев, занимавшийся до этого 6 лет дрессировкой полицейских собак. Однако, начавшееся в мае германо-австрийское наступление заставило эвакуировать школу из Львова в Киев. В Киеве произошла смена руководства школы: 14 августа 1915 г. на должность заведующего был назначен штабс-ротмистр князь Щербатов, который был не только страстным охотником, но и боевым офицером: до этого он почти непрерывно находился на передовой. 9 сентября штат школы был утвержден, тогда же появилось и первое наставление по использованию собак, в котором говорилось: «При надлежащем отношении и хорошем обучении собака может стать незаменимым помощником в секрете на передовой линии, для обнаружения неприятельских разведывательных и подрывных партий, для передачи донесений в случаях порыва телефонной связи под сильным вражеским огнем и для поиска и вытаскивания с поля боя раненых воинов». В штате числились 8 инструкторов и 109 нижних чинов, из которых 50-70 человек обучались обращению с собаками. Численность курсантов зависела от количества имеющихся животных. Как правило, в школу зачислялись грамотные нижние чины из охотничьих команд пехотных и кавалерийских полков, а инструкторами были бывшие унтер-офицеры полиции, эвакуированные из оккупированных губерний, работавшие с собаками. Помимо полицейских собак в школу поступили четвероногие питомцы, которых добровольно передавали хозяева. В сентябре 1916 г. в школе числились 97 собак, из них 37 среднеевропейских овчарок, 21 бельгийская овчарка, 19 эрдельтерьеров, 12 доберманов, 3 гончие и 5 трофейных немецких и австрийских собак, которых обучали поиску своих бывших хозяев. Для этого командование школы неоднократно требовало выделения комплектов трофейного обмундирования.

Уже 23 сентября первые 12 четвероногих выпускников вместе с вожатыми отбыли в 12-й гусарский Ахтырский полк, Кабардинский конный полк, 136-й Таганрогский и 145-й Новочеркасский пехотные полки. С этого момента деятельность школы приобрела более регулярный характер.

Очередные выпуски собак и их вожатых состоялись в январе и марте 1916 г. Их было немного, за период с осени 1915 г. по начало весны 1916 г. всего 86 собак с вожатыми и проводниками были переданы в войска, распределяясь по 35 единиц на полк. Тем не менее, командование фронта и заведующий школой к этому моменту уже активно занимались сбором сведений о боевой службе собак. В основном они были положительными. Так командир 3-го Лейб-гвардии стрелкового полка генерал-майор Усов 17 января 1916 г. сообщал: «Ввиду несомненной пользы, приносимой собаками при несении службы связи, прошу не отказать в присылке во вверенный мне полк шести собак. За истекший период собаки для доставления донесений применялись неоднократно и всегда с успехом и пользой. Ныне же количество собак уменьшилось вследствие потери в боях».

Командир 71-го Белевского пехотного полка полковник Галкин давал следующий отзыв: «Искренне благодарю за присланную собаку «Вольф». Служит и работает прекрасно. Если возможно, хотел бы получить еще одну, поскольку одной для службы маловато». Наконец, из Партизанского отряда 12-й кавалерийской дивизии сообщили, что две собаки «произвели много красивых разведок». Хорошие отзывы пришли также от командования 196го пехотного и Кабардинского конного полков.

Впрочем, бывали случаи, когда войсковые начальники оставались недовольны своими четвероногими подчиненными. Так 26 марта 1916 г. командир 16-го стрелкового полка просил отчислить прибывших в полк в октябре 1915 г. собак, поскольку по его мнению они были непригодны к разведывательной службе. Похожая история случилась и в 4-м Заамурском пограничном пехотном полку, где по донесению командира полка «одна собака оглохла, две, будучи спущены с ошейника, убежали и две плохо несут сторожевую службу, видимо потеряв чутье». В июле были возвращены в школу собаки вместе с вожатыми из 103-го Петрозаводского пехотного полка, прибывшие в марте.

Штабс-ротмистр Щербатов отмечал, что недоразумения нередко происходили из-за нежелания офицеров считаться с мнением инструкторов о порядке применения собак, кроме того, значительный вред работоспособности наносило практиковавшееся в некоторых полках кормление собак остатками солдатской пищи. Разумеется, рацион русского воина был весьма сытным (на передовой солдаты получали фунт мяса в день), но нормальное для человека содержание соли и специй в пище для служебной собаки часто равносильно полной или частичной потере чутья, на которое как раз и жаловались некоторые командиры полков. Кстати, в школе собак кормили преимущественно сырым мясом.

Однако в целом командование дивизий и армий ЮгоЗападного фронта положительно оценивало возможности использования четвероногих воинов, придя к выводу: «Сторожевые собаки, присланные из специальной школы проводников, приносят несомненную пользу» или «ввиду ограниченного числа хороших сторожевых собак в полках армии опыт их применения для целей разведывательной и сторожевой службы мал, но по отзывам строевых начальников они полезны и желательны». За период с осени 1915 г. по май 1916 г. из находившихся на фронте собак убита была всего одна и еще одна ранена.

Эти эксперименты на Юго-Западном фронте заставили Ставку Главковерха задуматься об оснащении собаками всей действующей армии. Из штаба Главковерха была направлена телеграмма, в которой у командующих и начальников штабов армий и корпусов требовался отзыв о пользе применения собак, а также об их желательном количестве в полках. Вскоре Ставка получила рапорта, в которых сообщалось, что по мнению большинства войсковых начальников необходимо организовать полковые команды — по 8 собак в пехотном полку и по 6 — в кавалерийском.

В начале осени 1916 г., когда линия фронта после наступления русских армий стабилизировалась и позиции приобрели свой привычный вид, в школу военных сторожевых и санитарных собак начали поступать многочисленные рапорты от командования полков и дивизий о выделении собак для несения охранной службы. По утвержденным Ставкой штатам войскам фронта были необходимы около 2000 собак, но таким количеством школа просто не располагала, ее вольеры позволяли принять лишь 300350 четвероногих питомцев. Кроме того, перед школой встала проблема комплектования: зимой 1915 г. и весной 1916 г. в ней проходили обучение собаки из полицейских управлений и подаренные хозяевами, но к лету этот источник иссяк, поэтому начальник школы предложил командованию фронта провести реквизицию собак, пригодных к несению военной службы. Впрочем, реквизицией, это можно было назвать лишь условно, поскольку князь Щербатов считал необходимым «реквизировать» недрессированных собак по цене 2545 рублей, а дрессированных — по 60125 рублей. Наиболее соответствующими боевым условиям он считал добермана, эрдельтерьера, ротвейлера и овчарку.

К сожалению, невозможно проследить дальнейшую деятельность школы и ее судьбу, равно как и деятельность питомцев школы до развала русской армии. Вероятно, полки и дивизии Юго-Западного фронта так и не получили необходимого количества собак.

В заключение стоит упомянуть о любопытном проекте господина В.П.Приклонского, предлагавшего использовать собак в качестве движущихся мин. По его замыслу они должны были нести на себе (или везти на тележке) груз взрывчатки для разрушения проволочных заграждений и укреплений полевого типа. Взрыв производил бы находящийся в укрытии проводник. Кроме этого Приклонский планировал снабжать собак минами с часовым механизмом для уничтожения неприятельских штабов и пунктов управления войсками. Против такого использования собак выступил начальник школы князь Щербатов, который считал, что подобные действия, особенно уничтожение штабов крайне затруднительны и не приведут к значительным успехам.

СОБАКИ В КРАСНОЙ АРМИИ

Вскоре после окончания Гражданской войны руководство Красной Армии решило всерьез заняться мобилизацией на борьбу с потенциальным противником всех ресурсов страны. Не были забыты и собаки. При этом спектр их военных профессий значительно возрос.

В середине 20х гг. школы по подготовке собак для санитарной и караульной службы и службы связи, а также инструкторов собаководов были созданы в большинстве военных округов. Несмотря на разнообразие природных и климатических условий, в большинстве округов основной «живой силой» были немецкие овчарки. Кроме них использовались и другие породы: в питомнике Кавказской Красной Армии главной караульной породой были кавказские овчарки, а для передачи донесений использовались доберманы; в Северокавказском, Приволжском и Украинском ВО разводили южнорусских овчарок, а в Сибирском ВО предпочитали лаек, предназначенных для буксировки по снегу пулеметов, установленных на лыжи. Это были основные породы, хотя до 1932 г. в отдельных питомниках обучались и ротвейлеры, и сенбернары, и водолазы, и колли, и эрдельтерьеры. Как правило, при каждом питомнике содержался десяток другой охотничьих собак: сеттеров, пойнтеров и гончих, так как многие красные командиры, особенно высшее звено были страстными охотниками. Впрочем, некоторые из них любили и служебных собак. Например, приказы школы питомника военных собак Кавказской Красной Армии пестрят фразами: «Исключить с довольствия одного щенка доберман-пинчера (сучонку), переданную начальнику Политуправления ККА товарищу Иппо». Просмотр документов подобных школ Московского, Белорусского и Приволжского округов показывает, что дарение щенков высшим чинам было довольно распространенным явлением.

Однако собак передавали и в другие заведения. Например 17 марта 1931 г. начальник школы военных собак Кавказской Красной Армии Павловский отдал следующий приказ: «Исключить из списков и довольствия одну собаку породы немецкая овчарка по кличке «Фугас», как непригодную к дрессировке и переданную в Наркомвнудел». А еще через месяц из-под его пера выпорхнул другой шедевр: на этот раз с довольствия сняли «двух собак породы доберман, кобелей под кличками «Вотан» и «Чарли», и переданных в питомник ЗакГПУ как слишком злобных».

В первые годы существования окружных школ служебного собаководства жизнь четвероногих курсантов была вполне сносной, поскольку НЭП наполнил рынок недорогим мясом и крупой и, как правило, собаки получали полагавшиеся им 400 граммов мяса и мясопродуктов в день. Беременные и щенные суки получали усиленный паек и свежее мясо. Дисциплина среди курсантов красноармейцев этих школ была достаточно жесткой. По крайней мере ни в одной из них не было зарегистрировано попыток переложить часть собачьего пайка (мясо, гречневая и пшенная каши) в собственный котел. Правда, повара и вольнонаемные рабочие по уходу за собаками были не без греха: «при осмотре собак обнаружено большое количество худых собак и щенят, несмотря на то, что крупа и мясо отпускаются вполне кондиционные и в достаточном количестве. Но недостаточно чувство ответственности поваров и рабочих собачьей кухни». Другим приказом курсантам предписывалось «следить, чтобы после кормежки морды у собак протирались чистыми тряпками и глаза промывались не менее 2 раз в день».

Распорядок курсантского и собачьего дня предусматривал трехразовое питание и выгул (примерно по 1,5 часа), трехчасовые учебные занятия, обязательный еженедельный осмотр ветеринаром. Во время выгула командиры следили, чтобы собаки не просто ходили и бегали, но и повторяли полученные навыки. За то, что «на утреннем выгуле собаки выгуливаются вяло, имеют печальный вид, а курсанты не пытаются развеселить их», командир подразделения получил наряд вне очереди. Также курсантам и командирам поручался контроль за половой жизнью питомцев: «наблюдаются случайные вязки, что происходит благодаря невнимательному отношению курсантов и недосмотру инструкторов за началом и окончанием пустовки, что выводит собак из строя на 12 месяца. Приказываю: положить конец подобным позорным явлениям и в дальнейшем буду за случайные вязки привлекать к ответственности вплоть до дисциплинарной и материальной».

Командование школ строго следило, чтобы курсанты хорошо обращались со своими питомцами: так, курсант избивавший свою собаку на глазах у товарищей получил не только «внушение» от них, но и 10 суток строгого ареста; другой, бросавший щенков в воду — 20 суток строгого ареста за «недопустимость подобного отношения к собаке, которая является новейшей техникой связи, к сбережению которой следует относиться как к сбережению оружия».

Жизнь в школах служебного собаководства зависела от того, что происходило в стране. Колхозное строительство конца 20х — начала 30х гг. привело к резкому сокращению поголовья скота, всего сельскохозяйственного производства и, как следствие, количественному уменьшению и качественному ухудшению рациона.

Как указывалось в направленном в Ветеринарное управление Красной Армии докладе школы питомника Ленинградского округа: «практикуется кормление собак трупами лошадей ввиду того, что невозможно приобрести необходимые продукты на рынке». Нечто подобное сообщал и начальник школы Сибирского ВО: «Собаки размещались по отдельным камерам в двух зданиях, служивших ранее карцерами дисциплинарного батальона. Добрая половина содержалась зимой в будках на привязи. Кормились собаки в течение года чрезвычайно однообразно. Полужидкая овсяная (гречневая) каша на мясном бульоне. Мясное довольствие состояло из мяса плохого сорта и такого же качества. Сюда шли коровьи головы, ливера, требушины... В сыром виде собаки не получали никакого корма и это обстоятельство дурно сказывалось на взрослых собаках. Зарегистрированные случаи импотенции кобелей и сук мы не могли объяснить ничем иным, как только авитаминозом...».

В результате собаки нередко голодали, особенно попав в подразделения связи стрелковых частей, где их кормили всего один раз в день, как отмечалось в донесении начальника войск связи Приволжского ВО: «Собаки исхудали, во время занятий бегают отыскивать мослы, выходят из повиновения, теряют навыки, приобретенные в школе... Плохое положение собак в частях усугубляется тем, что начальники различных степеней не верят в возможность эффективного их применения. Одному из лиц начсостава 34й стрелковой дивизии была придана собака для посылки и передачи донесений. Вместо этого он посылает собаку обратно к начальнику связи с запиской: «Пришли мне со своим псом кило пшеничного хлеба, я проверю, съест он его дорогой или нет».

Печальна была судьба собак, отдавших службе лучшие годы жизни. Если пограничникам частенько разрешали забирать состарившихся псов домой, то, например, в школе Московского округа их, «негодных к дальнейшему использованию собак пород эрдельтерьер, немецкая овчарка, кавказская овчарка приказываю передать в Козельскую контору «Союзпушнины» для уничтожения».

В начале 30х гг. в Красной Армии проводились разработки операций в глубоком тылу противника, в ходе которых важная роль отводилась диверсионным подразделениям, которые должны были дезорганизовать снабжение и управление. Наверное поэтому в конце декабря 1934 г. и начале января 1935 г. в районе Монино проводились испытания собак, обученных для диверсионной деятельности. По замыслу собаки, сброшенные с парашютом в специально сконструированных коробах, должны были доставить взрывчатку, которая находилась в седлах на спине, к бензоцистернам, на полотно железной дороги или к самолетам противника. При этом четвероногие не были смертниками, поскольку механизм седла состоял из бойка с пружиной, воздействующего на капсюль и механизма, воздействующего на шпильки, с помощью которых собака освобождалась от седла.

Первое испытание проводилось по самолетам на аэродроме: «две собаки породы немецкая овчарка, сброшенные с 300 метров, после раскрытия коробов уверенно пошли на цель. Альма немедленно сбросила седло рядом с целью, Арго не сумел сбросить изза неисправности механизма». На следующий день, сброшенные с той же высоты две овчарки, преодолев 400 метров по глубокому снегу за 35 секунд, сбросили седла со взрывчаткой на железнодорожное полотно. При этом они проявляли высокую сообразительность: «у собаки Нелли после освобождения из короба седло упало на землю, но Нелли подхватила седло зубами и донесла до самолета»*.

Руководитель испытаний, заместитель начальника Штаба ВВС Красной Армии Лавров, в своем докладе, направленном 4 января 1935 г. М.Н.Тухачевскому, Я.И.Алкснису и А.И.Егорову писал:

«Проведенные испытания показали пригодность программы подготовки собак... для выполнения следующих актов диверсионного порядка в тылу противника:

подрывы отдельных участков железнодорожных мостов и железнодорожного полотна, разных сооружений, автобронетанковых средств и т.д.;

поджоги строений, складов, хранилищ жидких горючих веществ, нефтяных приисков, железнодорожных станций, штабов и правительственных учреждений;

отравлению при помощи сбрасывания устройств с отравляющими веществами водоемов; скота и местности, когда сама собака является источником заразы, возможное распространение эпидемий.

Полагал бы целесообразным... организовать в 1935 г. школу Особого Назначения, доведя количество подготовленных людей до 500, а собак до 10001200...

В целях предварительной охраны наших объектов оборонного значения от диверсионных собак теперь же дать директивные указания приграничным военным округам уничтожать собак в любом месте их появления, особенно в районе аэродромов, складов, железнодорожных линий и бензохранилищ...».

Чуть позже, в конце марта 1935 г. на Научно-исследовательском Автобронетанковом полигоне в Кубинке прошли испытания собак — истребителей танков и приспособлений для защиты последних от действий четвероногих мин. В принципе, собака могла уцелеть: для подрыва танка использовалось вышеописанное седло, но в реальности (собака, как правило, заползала с взрывчаткой под танк) шанс на спасение был близок к нулю.

Попытки использовать собак в качестве противотанкового средства предпринимались и раньше: в 193132 г. в школе служебного собаководства Приволжского ВО в Ульяновске, в Саратовской бронетанковой школе и лагерях 57й стрелковой дивизии; в Кубинке также проверялись и приспособления для защиты танков от собачьих атак. Для того, чтобы оградить бронированные машины от подлезания снизу и броска на лобовую броню, были использованы сетки, но псы после неудачной попытки обходили это препятствие сбоку. Пулеметный огонь не всегда оказывался действенным: подползавшие собаки иногда оставались незаметными для механика водителя, кроме того у него было слишком мало времени, чтобы поразить своего противника до того момента, когда тот оказывался в «мертвом» пространстве пулемета.

В итоге было рекомендовано следующее приспособление: «Передняя сетка с металлическими шипами внизу, препятствующая подлезанию под днище танка и верхними шипами на сетке и броне, предохраняющая от прыжка на танк». Однако такое сооружение не было принято на вооружение: шипы внизу сетки уменьшали скорость, особенно по рыхлой почве, а те, что были непосредственно на корпусе могли стать причиной гибели экипажа в случае необходимости покинуть машину. Поэтому самым эффективным средством защиты оставались стремительный маневр и огонь: при испытаниях выяснилось, что при перемене направления движения танка большинство собак отходит в сторону. Действенным было сопровождение обыкновенных танков огнеметными, залпы которых также распугивали почти всех боевых собак, хотя находились и такие, что продолжали бросаться на танк даже после того, как были опалены огнеметной струей.

Результатом экспериментов по использованию собак стал доклад начальника Центральной школы связи Н.Н.Черепенина о необходимости создания специальной школы, которая готовила бы собак диверсантов и собак — истребителей танков, а также их вожатых.

Впоследствии связные, санитарные и розыскные собаки активно использовались на советско-финляндской войне, но пик их активного применения пришелся на годы Великой Отечественной войны.

В эти годы на фронте находились около 60 тысяч четвероногих бойцов.

Собаки — истребители танков вывели из строя более 300 единиц бронетехники противника. Собаки инженерно-саперной службы использовались в 2 отдельных полках, 19 батальонах и 29 ротах; с их участием было обезврежено более 4 миллионов мин и фугасов. 36 батальонов и 69 взводов нартовых упряжек были сформированы в годы войны. Когда под вражеским огнем невозможно было доставить боеприпасы, собаки, служившие в этих подразделениях, подтаскивали патроны и малокалиберные снаряды. Почти 700 тысяч раненых красноармейцев и командиров было вывезено с поля боя четвероногими санитарами.

За боевые подвиги многие вожатые собак минеров, санитаров и истребителей танков получили боевые награды, а те, кто повинуясь рефлексу повиновения, лез в самое пекло, в лучшем случае получали кусок сахара или ломоть хлеба, ведь рацион красноармейца был куда скромнее, чем паек русского солдата времен 1й Мировой войны.

Сержант №8, стр. 45-47